9.6.13
Допустимы ли «показания с чужих слов» (hearsay)?
Print Friendly
В Украине рассматривается вопрос об отмене ст. 97 УПК Украины («Показание с чужих слов»). Высказывается мнение, что «вся репрессивная машина государства может включиться на полную мощность против человека.» и что «фактически, [в ст. 97] речь идет об уголовном производстве, которое основано на обычных сплетнях и слухах»
Делается также вывод о том, что “показания с чужих слов, не способствуют установлению истины по делу».
Критику ст. 97 можно объяснять неудачным толкованием понятия «показание с чужих слов» в УПК. По-видимому статья действительно нуждается в изменении (см., например, сообщение на этом блоге здесь).
Представляется также, что буквальное толкование/перевод заимствованного из англо-саксонской системы термина «hearsay» как «показания с чужих слов» искажает содержание этого термина.
Hearsay - это не слухи и сплетни.
Hearsay - встречается (и нередко допускается в качестве доказательства) чаще всего в форме письменных доказательств, представляемых стороной процесса, без вызова свидетелей, которые могут быть допрошены по поводу информации, изложенной в представляемом документе.
Hearsay доказательствами могут быть протоколы допросов лиц, которые были допрошены в ходе следствия, но впоследствии умерли, или местонахождение которых невозможно установить.
Hearsay являются также письменные заключения экспертов; докладные записки, акты ревизий, и т.д., авторы которых не вызываются в суд для перекрестного допроса.
Такие доказательства допускаються во всех системах, где оценка представленных доказательств и решение вопроса виновности/невиновности обвиняемого осуществляются профессиональными судьями (с участием или без участия присяжных).
Допускаются такие доказательства в Германии, Франции, других традиционных системах континентальной Европы.
Вопрос о допустимости hearsay непосредственно связан с правом обвиняемого на перекрестный допрос свидетелей обвинения.
Согласно практике ЕСПЧ, статья 6.3(d) Конвенции требует возможности перекрестного допроса свидетелей только в тех случаях, когда показания играют основную или решающую роль в обеспечении осуждения.
Как правило, осуждение не должно быть основано на показаниях свидетеля, которому обвиняемый не имел возможности задать вопросы в досудебной стадии, когда свидетель давал показания, или на более поздней стадии процесса.
Более того, как отмечалось в одном из решений МУТБЮ (дело Limaj et al), традиционная позиция англосаксонского права в отношении hearsay доказательств в настоящее время также подвергается фундаментальным изменениям в ведущих правовых системах (суд сослался на некоторые решения судов США, Англии, Австралии). Цель этих изменений, как указано в решении, – устранить препятствия к допустимости в качестве доказательств внесудебных протоколов допросов свидетелей, которые противоречат их показаниям в суде.
К примеру, Правовая Комиссия (The Law Commission) Великобритании в своем докладе «Evidence in Criminal Proceedings: Hearsay» пришла к выводу, что некоторые hearsay являются наилучшими из доступных доказательствам, когда, например, первичный источник информации мертв. Комиссия также отметила, что в некоторых случаях, письменные hearsay являются лучшим доказательством, чем устные показания свидетелей.
Как правило, на доказательную ценность hearsay при оценке доказательств судом влияют как отсутствие возможности перекрестного допроса источника информации, так и то, является ли hearsay информацией «из первых рук» или от более отдаленного источника (first-hand or more remote hearsay).
Разумеется, справедливое применение процессуальных норм и гарантий предполагают независимый и беспристрастный суд. Самые идеальные нормы и кодексы не могут обеспечить справедливость правосудия при отсутствии независимого и беспристрастного суда. При отсутствии этого элемента возможны злоупотребления дискреционными полномочиями при применении судами отдельных процессуальных норм (таких как нормы о допустимости “hearsay” доказательств).
Делается также вывод о том, что “показания с чужих слов, не способствуют установлению истины по делу».
Критику ст. 97 можно объяснять неудачным толкованием понятия «показание с чужих слов» в УПК. По-видимому статья действительно нуждается в изменении (см., например, сообщение на этом блоге здесь).
Представляется также, что буквальное толкование/перевод заимствованного из англо-саксонской системы термина «hearsay» как «показания с чужих слов» искажает содержание этого термина.
Hearsay - это не слухи и сплетни.
Hearsay - встречается (и нередко допускается в качестве доказательства) чаще всего в форме письменных доказательств, представляемых стороной процесса, без вызова свидетелей, которые могут быть допрошены по поводу информации, изложенной в представляемом документе.
Hearsay доказательствами могут быть протоколы допросов лиц, которые были допрошены в ходе следствия, но впоследствии умерли, или местонахождение которых невозможно установить.
Hearsay являются также письменные заключения экспертов; докладные записки, акты ревизий, и т.д., авторы которых не вызываются в суд для перекрестного допроса.
Такие доказательства допускаються во всех системах, где оценка представленных доказательств и решение вопроса виновности/невиновности обвиняемого осуществляются профессиональными судьями (с участием или без участия присяжных).
Допускаются такие доказательства в Германии, Франции, других традиционных системах континентальной Европы.
См., например, Shedding Some Light on Calls for Hearsay Reform: Civil Law Hearsay Rules in Historical and Modern Perspective или Admission and Presentation of Evidence in Germany.Поэтому французские и немецкие судьи могли бы не согласиться с категорическим утверждением о том, что «показания с чужих слов, не способствует установлению истины по делу».
Вопрос о допустимости hearsay непосредственно связан с правом обвиняемого на перекрестный допрос свидетелей обвинения.
Согласно практике ЕСПЧ, статья 6.3(d) Конвенции требует возможности перекрестного допроса свидетелей только в тех случаях, когда показания играют основную или решающую роль в обеспечении осуждения.
Как правило, осуждение не должно быть основано на показаниях свидетеля, которому обвиняемый не имел возможности задать вопросы в досудебной стадии, когда свидетель давал показания, или на более поздней стадии процесса.
См., например, Bocos-Cuesta v. The Netherlands; Mild and Virtanen v. Finland; Lucà v. Italy; Hulki Güneş v. Turkey.Допустимы такие доказательства и в международных трибуналах ООН.
Более того, как отмечалось в одном из решений МУТБЮ (дело Limaj et al), традиционная позиция англосаксонского права в отношении hearsay доказательств в настоящее время также подвергается фундаментальным изменениям в ведущих правовых системах (суд сослался на некоторые решения судов США, Англии, Австралии). Цель этих изменений, как указано в решении, – устранить препятствия к допустимости в качестве доказательств внесудебных протоколов допросов свидетелей, которые противоречат их показаниям в суде.
К примеру, Правовая Комиссия (The Law Commission) Великобритании в своем докладе «Evidence in Criminal Proceedings: Hearsay» пришла к выводу, что некоторые hearsay являются наилучшими из доступных доказательствам, когда, например, первичный источник информации мертв. Комиссия также отметила, что в некоторых случаях, письменные hearsay являются лучшим доказательством, чем устные показания свидетелей.
Как правило, на доказательную ценность hearsay при оценке доказательств судом влияют как отсутствие возможности перекрестного допроса источника информации, так и то, является ли hearsay информацией «из первых рук» или от более отдаленного источника (first-hand or more remote hearsay).
Разумеется, справедливое применение процессуальных норм и гарантий предполагают независимый и беспристрастный суд. Самые идеальные нормы и кодексы не могут обеспечить справедливость правосудия при отсутствии независимого и беспристрастного суда. При отсутствии этого элемента возможны злоупотребления дискреционными полномочиями при применении судами отдельных процессуальных норм (таких как нормы о допустимости “hearsay” доказательств).
