Почти четверть века назад я писал о корнях "уникальных" функций прокуратуры, не связанных с поддержанием обвинения (в т.ч. функции общего надзора). В публикации отмечалось, что с переходом к командно-административным методам управления экономикой в конце 20-30х на эту сферу была обрушена вся обвинительная, а по существу репрессивная мощь прокуратуры.

Достаточно привести названия приказов по прокуратуре того времени:  «О nривлечении к ответственности за кастрацию племенных баранов», «О nривлечении к ответственности за хищническую эксплуатацию верблюдов», «Об ответственности за подачу под налив неочищенных вагонов», и т.п.

Наступили времена перестройки и снова, как упоминалось в публикации, прокуратура получает директиву:  «перестройка требует оценивать работу прокуроров по качеству продукции предприятий» (1987).

Независимая Украина унаследовала эту командно-административную модель прокуратуры, которая используется исполнительной властью независимо от того, какая политическая сила возглавляет эту власть.

К примеру, Генпрокуратуре поручается провести проверку «ОАО "Укрнафта» из-за «убыточной работы акционерного общества» (2000);  «проверить состояние горы» т.к. «много грязи на Говерле остается после массовых акций (2004); «разобраться с состоянием дел» на спиртзаводах, которые ухудшили показатели работы. (2005); проверить «закупку Государственным управлением делами дорогой ягнятины». (2014).

Похоже, что «использование» старой модели прокуратуры выгодно и привычно как исполнительной власти, включая местную, так и самой прокуратуре.
Не так давно один из бывших руководителей Генпрокуратуры откровенно заявил:

Прокуратура сегодня – это единственный орган в стране, который может повлиять на любые правоотношения. Прокурор надзирает за соблюдением законов всеми – Кабмином, СБУ, милицией, налоговой. Прокуратура возбуждает дела, поддерживает обвинение в суде, вносит протесты. Функций достаточно. Поэтому тот, кто реально контролирует работу Генпрокуратуры, тот имеет козырную карту в политической борьбе."

На предположение о том, что  «политик, который контролирует генерального прокурора и главу Верховного суда, может делать в стране что хочет», ответ бывшего прокурора был лаконичен: «Совершенно верно».

См. также "Еще раз о функциях прокуратуры"

Недавно встретил ссылку на публикацию, автор которой полагает, что процедура, предусмотренная ст. 60 Римского устава МУС (Первоначальное производство в Суде), якобы напоминает англосаксонскую процедуру «habeas corpus».

Ссылка на публикацию Трикоз Е.Н. Первые уголовные расследования в практике Международного уголовного суда, Международное право, 2007, № 1.

В действительности же, Устав МУС, как и уставы международных уголовных трибуналов, не содержит норм, напоминающих механизм habeas corpus.

См., например, William A. Schabas, The Right to a Fair Trial, в Essays on the Rome Statute of the International Criminal Court, Volume 2, стр. 271.

Механизм, предусмотренный ст. 60 Устава МУС, как и аналогичная процедура международных трибуналов (initial appearance), соответствует ст. 9.3 Международного пакта о гражданских и политических правах, а также ст. 5.3 ЕКПЧ.
Указанные международные нормы предусматривают обязательное доставление задержанного по уголовному делу лица к судье в течение нескольких дней после взятия его под стражу.

Механизм же habeas corpus предусмотрен ст. 9.4 МПГПП и ст. 5.4 ЕКПЧ. В отличие от обязательной доставки задержанного в суд по ст. 9.3 МПГПП и ст. 5.3 ЕКПЧ, процедура habeas corpus инициируется лицом, содержащимся под стражей, или другими лицами в его интересах для проверки судом правомерности (lawfulness) содержания под стражей.
Кроме того, в отличие от «одноразовой» доставки задержанного в суд в порядке ст. 9.3 МПГПП и ст. 5.3 ЕКПЧ, международные правовые акты не ограничивают число и периодичность обращений в суд в порядке habeas corpus.

См. также Habeas corpus как общепризнанная процессуальная гарантия